КРАСИВЫЕ, ДЕРЗКИЕ, ЗЛЫЕ - Страница 55

За девять часов до события

Валентина вышла из своей конторы.

Вышла – в последний раз в своей жизни.

Ей очень хотелось забрать с собой любимую кружку с бегемотиком, которую тетя Инна привезла ей пять лет назад из Братиславы. И еще – мамину фотографию в рамочке. И еще – туфли, только этим летом купленные в магазине «Салита».

Но она понимала: ничего такого делать нельзя. Она навлечет на себя подозрения. С какой стати, спрашивается, она забирает с работы личные вещи? Почему сегодня, вдруг? Не написав заявления об увольнении?

И потом: допустим, взяла она со службы дорогие сердцу предметы. Ну и куда прикажете их тащить? Квартира втайне и быстро продана – за бесценок и вместе с мебелью. Выторгована только небольшая отсрочка заселения. После сегодняшней ночи домой она в любом случае больше не вернется. А брать кружку с бегемотиком на дело – и вовсе смешно.

Валя вышла из офиса, прошла два квартала и нащупала в кармане телефонный жетон. Она специально положила его в пальто, чтобы в сумке долго не искать. Зашла в старый искореженный телефон-автомат, набрала номер.

– Алло, Степан?

– Да, это я.

Голос Степки звучал, как всегда, беспечно.

– Все у них идет по плану. Они поехали куда хотели.

– В банк?

– Не надо болтать таких слов, да еще по телефону! – озлилась она. – Куда должны были, туда и поехали.

– Да ладно тебе, – засмеялся он, – кому мы нужны, чтоб нас подслушивать.

– Посерьезней, Арбенин, посерьезней, – сказала Валя голосом их бывшей классной руководительницы.

Степан так и прыснул.

Валя держалась из последних сил – потому и шутила, чтобы не показать своего страха.

А вот Степка – он, казалось, искренне радуется, что они наконец идут на дело.

– Выедут, как намечали? – оторжавшись, спросил Степан.

– Похоже, да. Часов в двенадцать. И еще: с ними едет босс.

– Какой еще босс?

– Директор нашей конторы. Григорий Олегович.

– Ага. Своим людям он, значит, не доверяет. Хочет собственными глазами убедиться, что инкассаторы его не наколют. Что ж, тем лучше. У тебя будет шанс лично с ним поквитаться.

– Что значит: поквитаться? – нахмурилась Валя. Ей ужасно не нравились разговоры о возможном насилии. Разговоры, которые время от времени заводили Степка с Петром: о том, что они не просто возьмут с собой оружие, но и, быть может, применят его.

– Ну, – вывернулся Степан, – посмотришь своими глазами, как он будет извиваться, когда на него оружие наставят.

– Не хочу я этих зрелищ.

– Дело твое. Не хочешь смотреть – не будешь. Что ж, окейчик! Тогда мы с Маруськой выезжаем. А ты – вместе с Петро. Встретимся на точке. Не забыла, где?

– Ничего я не забыла, – буркнула Валя. При напоминании о Маруське у нее всякий раз портилось настроение. – Ни пуха вам ни пера, голубки.

– И вам не хворать.

– Иди ты к черту!

– И тебя – тем же концом по тому же месту.

Степан повесил трубку.

Все равно Валентине до сих пор казалось, что, несмотря на серьезность приготовлений, затеянное – не больше чем игра. Что-то вроде детских казаков-разбойников или «войнушки». Она, кстати, всегда сражалась в одной команде вместе со Степкой. Помнится, оба в ту детскую пору ходили в лидерах. Особенно когда дело касалось боевых игрищ вроде «войнушки». И так же всерьез, как сейчас, тогда разрабатывали планы, стратегию и тактику.

И чаще всего – побеждали.

Хотя порой и бывали убиты.

За шесть часов до события

Валя

Никто из парней, конечно, не подумал, что им надо будет что-то есть и пить. И ночью, и потом утром.

Маруська наверняка тоже не сообразила. Она вообще ни о чем не думает. Только и умеет, что на Степку своими влюбленными зенками смотреть. И страдать. Коза!

Поэтому последние часы, что провела Валентина в собственной квартире, ей не пришлось рефлектировать и прощаться со своими мягкими игрушками, книжками и любимым диваном. Она резала колбасу, сыр, делала бутерброды. Варила кофе, настаивала чай, разливала по термосам. Может, и хорошо, что ни минуты не было времени, чтобы предаваться бесплодным размышлениям, прощаться с жилищем, где прошла, почитай, вся жизнь, и реветь.

Петька зашел за ней ровно, как договаривались, в восемь. Удивился:

– Ого, ну и сумок у тебя.

– А как ты хотел? – окрысилась Валя. – Еда – раз. Питье – два. Цивильная одежда – три. В чем мы завтра по Хельсинки ходить будем? В маскхалатах и тулупах?.. Давай, хватай вещи и тащи в мою машину.

Валя еще раз прошлась по квартире и погасила везде свет. На самом деле тяжелее всего было расставаться с цветочками. Ведь засохнут они без нее, помрут. И неизвестно, кто сюда въедет. И непонятно, нужны будут новым хозяевам ее цветы или, что скорей, отправят они их на помойку. И не попросишь соседку Наташку последить за ними, поливать, как когда она в отпуск уезжала. Конспирация, блин. Да и незачем больше следить за ними – все равно сюда, в свою любимую квартиру, она больше не вернется. И вдруг Вале ужасно захотелось, чтобы ничего у них не получилось. Чтобы что-то им с Петькой и Степаном помешало и они не успели б ничего предпринять. И все в ее жизни пошло бы как прежде.

«Все равно, как раньше, ничего не будет, – напомнила она себе. – Степан влюблен в Маруську, а меня в ближайшие выходные Григорий Олегович, благодетель, подложит под какого-то хрена с горы. Он опять сегодня намекал, что «пришла пора платить по векселям». Да-а, ничего не скажешь: достойная карьера для выпускницы Плешки».